Антон Ильич неважно видит, плохо слышит и ходит с трудом.
У Антона Ильича, военного летчика, повоевавшего на множестве объявленных и необъявленных войн, хорошая пенсия. Он доплачивает там сколько-то, и пять раз в неделю, а иногда и по субботам, к нему приходит хмурая работница соцслужбы Шандора – за продуктами сходить, приготовить на скорую руку, прибраться.
Шандора – человек честнейший, копейки чужой не возьмет, но у них с Антоном Ильичем уговор: 50 грамм до работы – для задору, 50 после – от устатку. Бдительные домовые бабки засекли, что время от времени Шандора покупает бутылку водки, и считают Антона Ильича тихим алкоголиком.
Антон Ильич женился поздно, между корейской и вьетнамской войнами, а дочка родилась еще позже, ему за 50 перевалило. Дочка пошла неизвестно в кого, училась в трех институтах, ни одного не закончила, пребывая в метаниях и хотениях всего и сразу. В 90-ых решила занаться бизнесом, но не тут, а там, а для бизнеса нужен начальный капитал.
Антон Ильич дураком никогда не был, видел, что из дочки бизнесменша как из стрекозы бомбардировщик, но дочка рыдала, жене вызывали скорую, и он сдался: поменяли просторную квартиру в самом центре, сталинку, рядом с парком, на убитую однокомнатную хрущевку. Дочка рыдать перестала, расцеловала родителей и отбыла со всей вырученной доплатой в Германию, пообещав писать, звонить, разбогатеть и вернуться.
Звонить не звонила, изредка приходили открытки с парочкой фраз, всегда без обратного адреса. Сначала из Германии, потом из Португалии, а последним, уже после смерти жены, пришло письмо из Бразилии. В письме была фотографии дочки с неизменным недовольным выражением лица и с хорошенькой мулаточкой на руках – внучкой Мишель. И никаких подробностей.
В Бразилии Антон Ильич не бывал. Только над.
В хорошую погоду Антон Ильич с двух до четырех сидит на лавочке, не у подъезда – там соседки жизни не дадут, чуть подальше. Думает и ничего не ждет.
Прошлым летом у него появились друг и подруга.
Друг — косматое чудовище Красс. А подруга – тоже косматое, да еще выкрашенное во все оттенки от фиолетового до розового избалованное до безобразия 15-летнее чудовище Лили. Родители назвали в честь какой-то прабабки Лилией, хорошо хоть не Розой. Ударение на второй слог временно примиряло.
Красс радостно рыскает вокруг, принося добытые сокровища к ногам хозяйки — то сломанную ветку, то старый драный ботинок, как-то приволок мертвую крысу и сильно обиделся, не получив похвалы и одобрения.
Антон Ильич называет Лили Лилечкой. Лили морщится, но терпит. Ей интересно, в каком платье была покойная жена Антона Ильича, когда он первый раз ее увидел, и что Александра Викентьевна отказалась с ним встречаться, потому как он не читал «Войну и Мир» (- Когда мне читать было, Лилечка, да и не охотник я до чтения, но прочел, за месяц прочел). И про самолеты интересно. И про Дальний Восток. И про дочку, и про внучку (красавица, не хуже тебя, Лилечка).
Антон Ильич слушает про Дэна из одиннадцатого класса, козел козлом (- Не надо так говорить, Лилечка; — Да если бы вы его видели, вы б сами сказали, что козел!), про идиотку Моргунову (- Одни понты и полторы извилины; — Не надо так, Лилечка), про то, что родители озверели, не знают, чего хотят, уйду в монастырь, еще наплачутся (- Что ты, Лилечка, они тебя любят, как умеют, но любят).
Половина соседок считает Антона Ильича педофилом. Вторая половина убеждена, что малолетняя прошмандовка нацелилась на гробовые сбережения.
Потом случилась радость – Антон Ильич начал получать письма. От Мишель. Письма были напечатаны крупным шрифтом (- Смотри, Лилечка, она понимает, что я почти слепой), на конвертах яркие марки с ягуарами, страусами и броненосцами (- Они переезжают часто, Лилечка, как обоснуются окончательно, тогда адрес напишет), в письмах про то, что все у них зорошо, даже замечательно, что мама много работает и ее очень ценят (- Я и не верил, что из Тани что-то получится, а видишь, Лилечка, она остепенилась).
— Я, Лилечка, не надеялся, чего только не передумал, вот бы Александра Викентьевна порадовалась, какая у нее хорошая внучка, почти взрослая, умница какая, как ты, Лилечка.
Этим летом родители отправили Лили на два месяца в Англию – язык подучить, ну и вообще полезно.
В августе она вернулась – стриженая под призывника, с тремя сережками в ухе и одной над бровью.
Бабки у подъезда Антона Ильича, косясь на шалаву крайне неодобрительно, сказали, что умер, еще в июле. Не мучался, уснул и не проснулся. Военкомат хоронил. С караулом, с оркестром, красиво.
А одна, самая противная, хуже химички, добавила: — Ну что, обломились денежки, не получилось к рукам прибрать?
Лили хотела на нее Красса натравить, но сдержалась (- Они несчастные, Лилечка, не нужны никому, оттого и несчастные).
Через пару недель Лили наткнулась у магазина на похмельную Шандору.
Господи, что ж это ты со своей головой сделала, страхолюдье какое. Все мечтал, что внучка приедет да что вы с ней подружитесь. Радовался, что про внучку узнал. Говорил, что умирать не страшно. А писем больше не было, я ящик проверяла.
Какой там приезд, какая там дружба.
Папа Лили в детстве собирал марки. И бразильские там были. Правда, все гашеные, но Антон Ильич со своим зрением таких подробностей рассмотреть не мог.
И ноутбук у Лили свой. И принтер. Родители еще в шестом классе купили.
published on according to the materials
Комментарии (0)