У папы чувство юмора, у мамы чувство смеха. Мама смеется так, что хочется смешить ее всю жизнь, чем папа с большим или меньшим успехом и занимается. Правда, когда мама НЕ смеется над тем, что ожидалось смешным, хочется закопаться куда-нибудь и не отсвечивать.
Про дорогу добра я уже рассказывала, да? Все честно рисовали дорогу, только папа изобразил стенку, на стенке бра, и подписал: «дорога до бра». Мама спрашивает: это что? Папа говорит: лампа. Мама говорит: ты понимаешь, что это рисунок ребенку в школу? Папа отвечает: то есть я правильно бюстгальтер не стал рисовать?
Читайте также:
У папиного начальства день торжественных разъездов. Суматоха, нервотрепка. К папе подкрадывается маленький пронырливый журналист и начинает допытываться, где будет начальство, какой у него план поездок. Журналист терзает папу, хотя это не папина работа — отвечать на такие вопросы, и папа до поры до времени терпеливо объясняет.
Сначала, говорит, поедут в детскую музыкальную школу.
— А потом? — спрашивает журналист.
— А потом к вечному огню.
— А потом?
— А потом в больницу.
— А потом?
Дальше у начальства запланирована встреча с духовными чинами в монастыре.
— А потом к монашкам, — говорит папа.
— А потом?
— А потом к блудницам! — срывается с папиного языка.
«Как-то оно само сказанулось, веришь?» — объясняет он мне после. Верю, папа, верю. Момент требовал.
Ты с ума сошел, вечером страдает мама, тебя выгонят с работы! Куда ты пойдешь? Куда мы все пойдем?!
По лицу папы я вижу, что у него есть ответ, и не ошибаюсь.
— К блудницам? — предполагает он, ухмыляясь. — Но нет гарантий, что вас возьмут.
Мама с папой делают скворечник в деревне для маленького Мишки. Не в смысле мой брат будет жить в скворечнике (хотя я полагаю, что это неплохая мысль), а в смысле Мишка попросил, и мама с папой весь вечер трудятся над фанерной коробкой.
Когда он готов, его закрепляют на липе. Понятно, что никакие скворцы туда уже не прилетят, на улице август.
— Птичек не будет? — огорченно спрашивает мой младший брат.
— Будут, будут, — обещает мама. — Чуть позже.
Папа решает приблизить это «позже».
Мы привезли из города подаренный мне огромный букет. На нем сидит дурацкая разноцветная птичка из искусственных перышков. Розово-желто-зеленая. Папа собирается сделать всем сюрприз, и поздно вечером, когда брат заснул, идет к скворечнику и приколачивает птичку каким-то гвоздиком на краю, чтоб не свалилась. Клювом наружу, хвостом внутрь. Как будто она там всю ночь обживалась, а утром выскочила порадоваться заре.
Наутро после завтрака папа с хитрым лицом ведет нас всех к липе.
— А нет ли в нашем скворечнике птички… — начинает он и осекается.
Птичка есть. Она не совсем похожа на то задорное и бессмысленное существо, которое сидело там накануне. Перья у нее торчат во все стороны, половина выдрана к чертовой матери, морда разодрана, под глазом фингал. Во всяком случае, так кажется снизу. Птичка наполовину вывалилась и держится только задним когтем. Глаза у нее выпучены. Она выглядит так, как будто ее всю ночь насиловал полк дятлов. Ясно, что ей вот-вот придет конец.
Это потом мы сообразим, что до птички рано утром добрались сороки и терзали несчастную розовую дурочку, пока их не спугнули. А пока с липы плавно кружатся разноцветные перышки.
Больше всех поражен мой младший брат и уже готовится зареветь. Мама тоже впечатлена.
— Веришь, — говорит мне папа, в некоторой оторопи созерцая птичку, — а ведь на этапе планирования идея казалась неплохой.
Верю, папа, верю.
published on according to the materials
Комментарии (0)