Хождение по кругу

Открыв глаза, Таня поняла, что лежит на холодном полу в своей кладовке. В голове железной кувалдой стучало: «Рак, рак, рак». Она не застонала и не заплакала, как того требовало её отчаянное на тот момент состояние, а заставила себя встать, сложить всё разбросанное по полу, привела в порядок серую, как надгробный гранит, папку и, не сумев сразу решить, что с ней делать, стояла какое-то время в ступоре: «Поговорить с Димой, когда он придёт с работы, или дождаться утра? Как лучше сообщить ему, что я обо всём знаю?»

Как ни странно, ей даже на минуту не пришло в голову сохранить в тайне свою находку. Она не подумала о том, что нужно дать мужу возможность самому ей обо всём рассказать, когда настанет подходящий для этого момент. В минуты сильного эмоционального потрясения человек едва ли способен общо и полно взглянуть на ситуацию, хотя подчас это просто необходимо, чтобы не задеть и не ранить чувства близкого тебе человека. Но люди устроены иначе, стресс стирает все видимые и невидимые грани.

Таня уже было собралась выходить из душной комнатки, но услышав, как открывается входная дверь, окаменела.

– Ты спишь? – тихо спросил Дима, снимая туфли. 

Таня в ужасе вертела в руках проклятую папку, не зная, куда её деть. Совершенно неожиданно она поняла, что от неё нужно немедля избавиться. Пыталась спрятать её под стопку не глаженого белья – вытащила, засунула в ведро с тряпками – достала, пыталась открыть ближайший к ней ящик с какими-то инструментами – он заел. И ровно в этот момент в кладовку заглянул Дима:

– Что ты тут делаешь среди ночи? – недоумевая, посмотрел на неё муж, но его взгляд предательски скользнул вниз и застыл, уставившись на её руки, крепко сжимающие то немногое, что он пытался от неё утаить. Казалось, о тишину, повисшую в их квартире, можно порезаться, такой острой она была. 

Таня никак не могла найти нужных слов, чтобы начать разговор. Ей нужно было как-то описать, что она чувствует, что теперь-то она всё понимает, что они будут бороться вместе, и она пройдёт через всё с ним, и вдвоём они в силах преодолеть всё что угодно. Это вертелось, но никак не могло сорваться с её непослушного языка. Наверное, потому, что не чувствовала ничего. Звенящая пустота – вот, что было внутри.

Дима опустился на пол и вытянул ноги. Со стороны могло показаться, что он испытал колоссальное облегчение. Возможно, так оно и было, но лишь на толику. Он так старался весь последний месяц, нет, уже много больше, чтобы оградить жену от страха за будущее, за него, прекрасно зная, насколько сильно она его любит, эту любовь он чувствовал каждой клеткой своего уставшего тела. Он понимал, что обижает её своим поведением в последнее время, но ничего не мог с собой поделать, каждый новый день давался ему всё тяжелее и тяжелее. Чёртовы лекарства имели такое количество побочных эффектов, что сложно было поверить в то, что они вообще способны ему помочь.

– Прости, прости меня за обиды, за непонимание, – навзрыд сказала Таня, опускаясь на пол рядом с мужем, – Как я могла быть настолько слепой, чтобы не заметить, что ты болен! Какой ужас. Почему ты молчал? Почему ничего не сказал? Неужели ты мог подумать, что я не поддержу тебя? – рыдая, спрашивала она.

– Поплачь, – сказал Дима, обнимая её за трясущиеся плечи. И какое-то время они так и сидели на полу, прижавшись друг к другу, потом Дима сказал, с улыбкой глядя на жену: – Какая же ты страшная!

– Таня захотела было насупиться, но случайно увидела своё отражение в огромной никелированной кастрюле, стоящей рядом: слёзы, катившиеся по лицу, размазали зелёную маску, от чего она была похожа на зарёванного гуманоида. И в эту же секунду они оба как по команде расхохотались.

Позже их ждала тяжёлая борьба, не на смерть, а на жизнь: вереница анализов, химиотерапия, недели и даже месяцы в больнице, где ему нестерпимо плохо, а ей – тяжело. Недолгая «побывка» дома, где Тане было ещё сложнее, и снова госпитализация. Казалось, они ходят по одному и тому же кругу ада, и им никак не удаётся выбраться. Она старалась не падать духом и даже в самые сложные моменты силилась не показать мужу, насколько ей страшно и как порой хочется убежать от этого кошмара. Он видел, что она рядом с ним всегда, не отходит ни на минуту, и это чуть его не сломало: трудно осознавать, что любимая женщина видит тебя в тяжёлом, непотребном состоянии, когда нет сил дотянуться до кувшина с водой, когда нет сил сделать хотя бы глоток. Просвета не видно.

– Танюша, какая же ты у меня красивая, – произнёс Дима сухими потрескавшимися губами очевидную, но такую приятную ложь – она сильно осунулась, лицо будто постарело, — я уже соскучился.

– А я думала, тебе надоедает моё постоянное присутствие, – устало улыбнулась она в ответ, заходя в палату, – как ты? Бодрячком? – смеясь, она взяла его за руку и нежно поцеловала в щёку.

Так день сменялся новым, и наступила долгожданная всеми весна. С того случая в кладовке прошло почти два года. Таня ходила по квартире как неприкаянная, никак не могла найти себе места, и наконец, ключ в замке повернулся, и она, как кошка, долго ждавшая хозяина с работы, побежала к входной двери. Он был такой счастливый, воодушевлённый. Она сразу поняла, что его взяли в проект. Жизнь постепенно входила в прежнюю колею, у Димы наступила ремиссия.

Автор: ro_mariya