Познаваемый мир человеком огромен и безумно интересен. В нём есть место и для важного, и для умного, и для интересного и просто дикого, безумного и бессмысленное. Давайте познаем его вместе.

Я тоже не могу тебе этого простить…

— Мама, привет.

— Да, доченька, здравствуй.

Мы созваниваемся нечасто. Ей еще только восемнадцать, но она уже отлично умеет многие вещи. Теперь вот уехала от нас в большой город и работает. Очень спокойная, прекрасно охраняющая личные границы, работящая, скромная. И все в себе. Уважаю и не лезу. Чудесный ребенок вырос. Невзирая на…

— Мама, у меня к тебе дело.

(Ух ты, какое начало.) — Что-то серьезное?

— Я беременна, мама.

— Слава Богу, котик. Отлично. Какие планы дальше?

— Больничный отгуляю, уволюсь и домой. А дома посмотрю, возьмут ли меня куда. Тут мне сказали — никаких декретных, слишком мало я проработала. Чувствую себя нехорошо, токсикоз. Врач велел поменьше напрягаться. На больничный вот отправил.

— Ну и плюнь на работу, это сейчас неважно. Береги себя. А Коля что?

— А Коля — он рад очень. Так что будем, мама, жениться, — и смеется котик мой.

Вот и дал нам Господь радость. Теперь до появления внука надо очень многое успеть по дому и по участку.

Вечером того же дня приехал будущий зять. Обнялись.

— Привет, тетя Аля.

— И ты здравствуй, Колюня. Какие дальнейшие планы на эту жизнь?

— Экзамены сдам, там посмотрю.

И чудесно посидели вечером, выпили море чая, все обсудили, обдумали разные варианты ремонта, разные варианты учебы и работы, но все время переключались на Дашутку: как она там, как ее здоровье, что надо успеть сделать, да куда поедем рожать — здесь рискнем, или как?

Чудесные дети. Молодые, сильные, красивые. Вот и дал Господь, мне, убогой, радость.

Через пару дней с Ириной едем к маме. Рассказать бабушке, от какого солнышка она гнала меня избавляться. У меня таких солнышек пять штук, а было бы шесть, но с первым мама меня заклевала. А пока я вынашивала всех остальных, отравляла мне жизнь, как могла. Теперь она иногда любит сказать: «Доченька, я не могу себя простить за это». Я ей не верю, и в таких случаях отвечаю: «Ничего, мама, не переживай, я тоже не могу тебя простить».

Внука-то ты убила, сама когда-то сделала аборт, так пусть и дочери достанется, все это следствие твоей, мама, трусости, твоего малодушия, твоей жадности. Твоего выбора, мама. А ты это выбор делала всегда — начиная с момента знакомства с отцом — терпела все, лишь бы не обидеть кого, не сказать настоящего своего мнения о том или ином поступке. И я такая же выросла —«терпила». Но к счастью, я посильнее буду, поэтому я отстояла своих детей, свое право на жизнь с любимым. А сколько ты мне мешала, мама, помнишь? Вот Дашутке уже восемнадцать. А ты помнишь, что ты сделала, когда у меня был срок десять недель? Не помнишь? Я напомню.

Жуткий токсикоз, ни сесть, ни встать, есть невозможно вообще, ждем сибирскую свекровь, что тоже стресс немалый, мама с вечера просит утром ее не будить, поскольку она хочет поспать подольше. Мне бы задуматься, но нет, мне плохо, не загнуться бы. Я желаю маме спокойной ночи. Утром меня будит муж: «Супруга, иди погляди на наше доброе утро». Я иду в мамину комнату и вижу такую прелестную картину — мама лежит на кровати, еле дышит, с серым уже лицом, а вокруг валяются пустые упаковки. Вот помню — не впечатлило. На автомате пересчитала — ага, галоперидол, две пустые коробочки, умница, мамочка, от хлорпротиксена 15 мг две коробочки — чтобы получше спать, да, мамуль? Хорошая такая смертельная доза. Разозлилась я жутко, это да.

С этого момента я окончательно перестала верить всем маминым словам о какой-то ко мне любви, высказала все известные мне ненормативные выражения и пошла вызывать скорую. Приехали, забрали маму в институт Склифосовского, там есть у них специальное отделение для самоубийц. Вот и поболели, ладно. Надо вставать, приводить дом в порядок, ибо грядет сибирская бабушка. Быт тогда не давался вообще никак. Это было одним из наиболее невинных проявлений того мрака. Встала, а что делать?

 

На следующий день позвонила в больницу, спросила, пустят ли, купила, как сейчас помню, апельсинчиков, и кое-как двигая непослушными ногами, поехала к маме. В то время я еще читала «Чуму» Альбера нашего Камю, самое то, отличное позитивное чтение. Маму благополучно откачали. Выйдя ко мне по стеночке, она тут же спросила: «Ты будешь делать аборт? Ах, нет? Господи, зачем меня откачали?»

— Действительно, зачем? — моментально отреагировала я, — Будешь мне теперь голову морочить всю дорогу.

— О, лучше бы я умерла! — некрасиво играет мама, — Зачем мне теперь жить?

Хороша реакция на известие о внуке в перспективе. Тьфу, актриса. Ну, больной человек, все понятно. Но знали бы вы, как оно достало! Детей-то пятеро. И каждую мою беременность какая-нибудь гадость. Ну а что: мама больная, маме можно. Этим «мама больная, маму надо пожалеть» меня всю жизнь клевала толпа родственников. Клевали бы и посейчас, да некому.

Приезжай, доченька. Мы будем рады тебе. Комнату утеплим, кровать отчим вам построит, да шкаф, да столик пеленальный. Свадьбу сыграем, и будешь с мужем дитё растить. Ты главное, ничего не бойся. Мы тебя не бросим. Наши мамы нас здорово научили, как не надо себя вести. Что меня, что отчима.

Ломаем родительские сценарии. Пусть детей будет много, чем больше, тем веселее. Вот сейчас дочка старшая, потом и сын подтянется. Да не затихнут голоса детские в нашем доме. Иришка в свое время сказала: «Мама, я пятерых тебе обещаю, пусть будет так же весело», а Дашутка тогда покачала головой, и говорит: «Я, мама, пятерых не потяну, но не меньше трех точно». А ведь есть еще Артемка и Васька, и Настя подрастает. Места у нас много, и котов много, вон еще трое родились вчера. Будут по углам урчать. И сад посадим, еще бы ягодничков, да хозпостройки обновим, вот и курей я привезла три десятка. Приезжай, доченька. Я пирожка испеку, картошки сварю, да похлебки какой-нибудь.

Первый аборт, спасибо тебе, мама, убил во мне все, что только-только расцвело. Как я хотела этого ребенка, как же так получилось, почему из кучи родни никто не поддержал меня? Ведь все богатые, все с излишками жилья — и не один. А самая богатая — ты, мама, с самой большой квартирой — ты. Но что скажут люди, да, мама? А ведь бабушка в такой же ситуации слова не сказала тебе! И сколько помогала тебе со мной маленькой! Но ты, мама, — не бабушка. Бабушка была при всех ее странностях — добрая христианка, хоть и отвергала это, уверяла, что неверующая. А ты, мама… Все ходила да гордилась: я теперь крещеная! Сама придумай, кто ты есть.

Сперва ты рассказывала, как ждешь появления внука, и как чуть позже начала меня клевать и ненавидеть. И как, улыбаясь, проводила меня в абортарий. Больше никто не мешал тебе, мама, предаваться мечтам о будущем счастье, а через несколько лет начать приводить с улицы сомнительных мужиков. Мы бы не объели тебя, мама. Сколько лет потом я ходила во мраке. И какой кровью далось хоть мало-мальски теплое отношение ко всем последующим детям, как трудно было их любить, и как мало я смогла им дать. К тому времени все назначенное им тепло высосала ты, мама. Я очень многое могу тебе припомнить. Но все это я оставлю за воротами интерната и пойду сделаю вид, что я рада тебя видеть. Правда, надолго меня не хватит.

Вот мама не узнала Иришку. Это Ира, мама. Ей уже четырнадцать, это ее ты требовала убить за месяц до ее рождения. Все утверждала, что девочка родится с пороками развития, не совместимыми с жизнью. Ты так хотела, правда, мама? Смотри, какая красавица выросла. Это не иначе как те самые пороки развития. Да, мама, кстати, Дашутка ждет ребенка. Мальчик-то? Мальчик отличный вообще. Мой мальчик тоже был неплохой, хоть и раздолбай. Да и не было бы у Дашки мальчика, она все равно оставила бы, она по-другому, мама, думает. Не как ты. Вон у тебя на лице написано такое сожаление — ты бы высказалась, да не твой ребенок. И медсестричка услышит, узнает, какова ты есть. Такая добрая для всех больных Верочка.

Ты никогда не любила нас, мама. Кажется, тебе было просто нечем любить…

Что привезла? Да вот сигарет два блока, сладенького, соков тут всяких понемножку. В следующий раз — в апреле, мама, с Павликом уже приеду. Потеплее будет, гулять с тобой пойдем. Артем — хорошо, Артем работает, умница. Он — нет, не приедет, извини, мама. Он не любит тебя и говорит: «Я дурной христианин, я глупый и гордый, но к убийцам в больницы я не езжу». Он очень серьезный парень, мама. Этого я, конечно, не скажу, и цитировать сына маме не стану.


Источник: Я тоже не могу тебе этого простить…
Автор:
Теги: аборт автомат апрель бабушка беречь

Комментарии (0)

Сортировка: Рейтинг | Дата
Пока комментариев к статье нет, но вы можете стать первым.
Написать комментарий:
Напишите ответ :

Выберете причину обращения:

Выберите действие

Укажите ваш емейл:

Укажите емейл

Такого емейла у нас нет.

Проверьте ваш емейл:

Укажите емейл

Почему-то мы не можем найти ваши данные. Напишите, пожалуйста, в специальный раздел обратной связи: Не смогли найти емейл. Наш менеджер разберется в сложившейся ситуации.

Ваши данные удалены

Просим прощения за доставленные неудобства