Любой человек, родившийся в Советском Союзе, без запинки расшифрует смысл понятия «блат»: нужные связи, благодаря которым можно получить какие-либо блага в обход общепринятых правил или законов.
Однако филологи говорят о том, что понятие пришло в русский язык гораздо раньше. Новости и факты рассматривает разные теории происхождения слова и вспоминает реальный период «закрепления» блата в советской действительности.
«Доверенный» и «посвящённый»
До боли знакомое каждому русскому человеку слово ведёт свою историю с XVIII века. Исследователи выдвигают несколько версий для расшифровки этимологии «блата». Предполагается, что император Пётр I, прославившийся своими сумасбродными законами, в период введения указа о пострижении боярских бород разрешил некоторым откупиться. Якобы для таких «ближних людей» был заведён особый список, по-голландски «blatt» — «лист бумаги».
Другая теория этимологов относит нас ко временам Екатерины II, которая переселяла в Россию немцев, привлекая выдачей земли, освобождением от службы в армии, а также телесных наказаний и каторги в случае провинностей. Бумага, с прописанными привилегиями, выдавалась переселенцам и называлась «блатом» — так же, «листом». Кроме того, рядом по произношению стоит и немецкое «platt» — «доверенный».
Третья распространённая версия близка к немецким «отголоскам»: слово «блат» пришло к нам из идиша, в котором «blatt» — это «посвященный», «близкий». У поляков «blat» — это уже напрямую «укрывательство» и «мошенник, укрывающий по знакомству».
От поляков слово пришло в русский воровской жаргон, а затем, во времена тотального советского дефицита, на долгие десятки лет стало «родным и близким» каждому гражданину СССР.
Конец «порочной» практики
Нет, понятие «блат» вошло в обиход не во времена брежневского застоя, как думают многие, это произошло гораздо раньше, в период продовольственного кризиса сороковых. Именно в то время появилась и популярная у советских людей поговорка «блат сильнее Совнаркома».
Очень трудно представить себе, как в период тоталитаризма блат мог быть сильнее самой партии и Сталина, однако примеры говорят сами за себя.
С 1940 года нельзя было приобрести билет на поезд в Москву, не имея спецразрешения или командировочного. Служащие, нарушившие строгость распоряжения и выдавшие документ без особой необходимости, карались уголовной ответственностью. При этом за определенную взятку или по нужному знакомству можно было такого человека всё-таки найти и получить пропускные документы в столицу. А там — купить продукты и одежду. Ведь тотальный дефицит и того, и другого был по всей стране, а газеты и радио при этом твердили о высоких урожаях и рекордных выпусках товаров народного потребления. Так где же их достать, как не в Москве?
В конце тридцатых-начале сороковых продукты питания в достаточном количестве ещё можно было найти на колхозных рынках: крестьяне многих колхозов расширили приусадебные участки с согласия своего руководства и продавали выращиваемое на рынках. Разумеется, такая «порочная» практика подрывала социалистические принципы ведения сельского хозяйства, и в 39 году партия положила ей конец. По всей стране прокатилась череда проверок с изыманием излишков земли, что сразу же сказалось и на поставках продовольствия.
Советская «блатная» реальность
С началом Второй мировой люди, понимая, что и СССР со дня на день вступит в войну, кинулись сметать всё оставшееся на магазинных и рыночных прилавках — соль, спички, муку. Дефицит наступил глобальный, полки магазинов совершенно опустели. Кроме того, большая часть заводов срочным порядком перепрофилировалась на выпуск военной продукции, что также только усугубило нехватку элементарных народных товаров. В зиму 1939–1940 на рынках можно было увидеть такую картину: молоко колхозники разливали и продавали стаканами, а картошку — поштучно. Любые, вообще любые товары, «выбрасываемые» на рынок или в магазины провоцировали кошмарные очереди.
Читаем в письме простого советского гражданина председателю Совнаркома Молотову: «Многотысячные очереди к магазинам собираются за мануфактурой и готовой одеждой ещё с вечера. Милиция выстраивает очереди где-нибудь за квартал в переулке, и потом „счастливцев“ по 5–10 человек гуськом, один за другого в обхват (чтобы кто не проскочил без очереди), в окружении милиционеров, как арестантов, ведут к магазину. В этих условиях расцветает спекуляция жуткая, произвол милиционеров, и говорят, что не без взяток… Честный рабочий человек… не может купить себе белья, брюки и пр. самое необходимое, разве что у спекулянтов за удвоенную цену…»
Советская власть в такой ситуации прибегла к крайней мере: строго ограниченной выдаче продуктов питания в одни руки (если таковые продукты питания вообще были). Люди искали выход: подкупали продавцов и милиционеров, а иногда и устраивали силовые «прорывы» — собирались по 100–200 человек и таранили двери магазинов. Власть отвечала ещё более жёсткими мерами. Народ перестал собираться в монструозные очереди и громить входы в магазины и… стал добывать всё по блату. Через родных, знакомых и друзей знакомых. Наступило время и царствие блата, который «сильнее Совнаркома».
published on according to the materials
Запись взята с сайта .
Комментарии (0)